Доброхотова И. Ю., Лауфер Н. И, Толстопятова М.Ф., выпуски 1972-1973 гг.

Каким мы помним Владимира Андреевича Звегинцева

Ирина Доброхотова, выпуск 1973 года

Уже выросло и возмужало поколение лингвистов, для которых имя «Звегинцев» ассоциируется только с книгами Владимира Андреевича. Для меня же и, я уверена, для моих сверстников, которые слушали его лекции, учились у него или просто лично общались с ним, Владимир Андреевич Звегинцев это прежде всего человек, яркая личность широчайшего масштаба.

Мне хочется вспомнить, именно каким человеком он был. Вместе с нами уходят наши воспоминания и стирается память о человеке, даже если его труды продолжают жить. Я приведу отдельные эпизоды, которые лично мне запомнились или как-то на меня повлияли. Может быть, кто-нибудь дополнит мои воспоминания своими.

Я уже закончила ОСиПЛ и работала в должности старшего лаборанта в группе Прикладной семантики, которой руководил Борис Юрьевич Городецкий, когда мне пришлось лично общаться с ВА.

Пока мы учились, ВА казался нам совершенно неприступным. Этому впечатлению способствовала его аристократическая манера держаться, тихий голос, невозмутимое спокойствие. Голос он не повышал никогда, даже в пылу яростных дискуссий по поводу его книг. На эмоциональную критику оппонентов он отвечал с величайшим достоинством таким же тихим голосом.

К студентам и аспирантам он непременно обращался по фамилии: «товарищ Паршин», «товарищ Толстопятова». При этом он очень вежливо и просто держался со всеми, в том числе и со студентами: неоперившихся студенток, не говоря уж о дамах, он всегда пропускал вперед, выходя из лифта или из двери. Всегда приветливо отвечал на приветствия (в отличие от многих профессоров и доцентов филфака). Мы его глубоко чтили и гордились, что у нас такой заведующий.

Зайти к нему в кабинет за подписью (а это нужно было делать часто) было как-то страшновато. Но выходили мы из кабинета окрыленные, настолько приятным и интересным каждый раз оказывалось даже мимолетное общение. ВА совершенно формально подписывал все бумаги (характеристики, представления, письма и т.п.), которые мы ему приносили на подпись, обычно не вникая в них, и совершенно неформально разговаривал с «просителями». Очень часто возникала беседа на самые неожиданные темы. У него были какие-то неведомые нам источники информации и он с удовольствием делился свежими новостями. Мне запомнилось, что однажды, не знаю в какой связи, речь зашла о вирусе иммунодефицита — в те времена это была мало изученная область. ВА сказал, что он прочитал или услыхал где-то, что СПИД пришел от серых африканских обезьян. Почему-то мне это запомнилось, но больше я ни от кого не слышала этой гипотезы.

Заканчивая пятый курс, мы с одной моей сокурсницей умудрились получить «неуд» на государственном экзамене по научному коммунизму. У этого провала могло быть много трагических последствий, главное из которых то, что мы не могли получить диплом об окончании МГУ до пересдачи экзамена, и как следствие, не могли поступать в аспирантуру или поступить на работу. Шанс успеть пересдать экзамен, не дожидаясь осени, был минимальным. Нужно было собрать кучу подписей на разрешении на пересдачу — госэкзамен — это не шутка! Но это было не самое главное. Нужно было заново собрать государственную комиссию для приема экзамена. В тот год, 1973, в июне стояла страшная жара и духота, и члены государственной комиссии поспешили разъехаться. Я, совершенно уже отчаявшись, позвонила ВА, чтобы просто ему сообщить, что мы вдвоем остаемся недипломированными. Он отнесся очень сочувственно и спросил, в чем собственно проблема. Узнав, что проблема в членах комиссии, он просто сказал: «Так я приду». Нам было очень неловко его обременять этим: мы знали, что он себя плохо чувствовал в жару. Но он сказал, чтобы назначали дату и что он обязательно придет.

И вот в назначенный день мы с моей подругой по несчастью явились на пересдачу. ВА как-то сразу взял инициативу в свои руки и пригласил нас и экзаменатора в свой кабинет. И пока мы готовились, он провел блестящую беседу на философские темы с нашим экзаменатором, который, как мне показалось, даже был в некотором недоумении. Я не помню деталей, но ВА очень дипломатично своими вопросами сумел смутить нашего экзаменатора-общественника. Когда мы отвечали, ВА все время одобрительно кивал. В результате мы, совершенно счастливые, получили свои четверки, а затем и вожделенные дипломы. Я всегда буду с благодарностью помнить об этой поддержке со стороны ВА.

В начале 80-ых годов, когда уже над кафедрой надвигалась гроза, ВА часто заходил в комнату, где работали сотрудники Б.Ю.Городецкого. Для нас это всегда было событием. Он, как всегда, рассказывал что-нибудь интересное, иногда пили чай. У нас в группе была традиция собираться по разным поводам, так сказать в неформальной обстановке. Часто эти встречи проходили у меня дома. У нас была большая квартира недалеко от университета, и мои родители абсолютно не были против таких вечеринок.

Однажды кто-то предложил: «А давайте Звегинцева пригласим». Все выразили сомнение, что он согласится приехать. А он неожиданно очень просто принял приглашение, попросив только, чтобы его кто-нибудь привез. Эту миссию поручили Паше Паршину. Паша рассказывал, что он зашел за ВА к нему домой и, выйдя на Ломоносовский проспект, стал пытаться остановить машину. С такси, как и со многим другим, в те годы были проблемы. Ни одна машина не останавливалась, как ни размахивал старательно Паша руками. Погода была плохая, дождь со снегом, ветер, лужи. Тогда ВА отстранил Пашу, сам подошел к кромке тротуара, и стоило ему приподнять руку, как тут же остановилась машина и доставила нашего почетного гостя.

Я не помню подробностей этого вечера, даже не помню, по какому поводу была встреча (кажется, это была новогодняя вечеринка; может быть, кто-то из участников помнит), но высокую фигуру Владимира Андреевича, который «царствовал» за столом, помню прекрасно. И по-моему, все участники чувствовали себя за этим столом непринужденно и всем было весело.

Наташа Лауфер, выпуск 1972 года

Помню про дыню. Когда в комнате (в группе прикладной семантики) ее стали резать на куски, вынули косточки из сердцевины и оставили так лежать, он сказал, что так нельзя: мол, происходит необратимый биологический процесс и если ее тут же не есть, то надо выбрасывать. А раздавать нужно куски с косточкой, чтобы каждый очищал сам.

И еще, конечно, помню его рассказ про Самарканд, где он работал перед войной (или он в Ташкенте работал — не помню), и про вскрытие могилы Тамерлана.

А еще помню, как нас на первом курсе заставляли ходить на лекции Ольги Сергеевны Ахмановой. Ну мы ходили (а куда денешься?)...

Правда, я совсем неудачно ходила. Сижу как-то на заднем ряду и читаю (как сейчас помню, это была «Иностранка», вот что точно — не помню). А потом меня Инга толкает, толкает — а я увлеклась и не понимаю почему. А потом слышу: ... you, girl with a yellow flower on your left breast... what are you reading there? (это у меня такое платье было, из старого маминого перешитое, а на карманчике слева действительно был очень красивый цветок-аппликация). Ну я встала и сказала: журнал, мол, «Иностранную литературу».

А вскоре наш преподаватель сказал, что мы не только ходить будем на лекции Ахмановой, но и экзамен ей сдавать. Ну со мной-то в этом случае все было абсолютно ясно: вышибут — и все. Но и другие тоже как-то заволновались. Стали мы думать и смогли только одно придумать — пойти к Владимиру Андреевичу. Он нас выслушал и сказал: на лекции эти больше не ходить, никаких экзаменов не сдавать, и точка. И все как-то обошлось — видимо, он этот вопрос обсудил где надо.

А еще помню Наталья Ильинична Лепская мне как-то говорит: «зайдите к Владимиру Андреевичу, он на Вас посмотреть хочет». Я ничего не поняла, но пошла, конечно. Захожу, он взглянул, сказал «спасибо» — и все...

Я уж совсем ничего не поняла. Потом Лепскую спросила: в чем дело-то? Она говорит: «ему кто-то сказал, что Вы на его дочку похожи, и ему стало любопытно». Но я так и не узнала, что он-то решил: похожа я на Олю или нет...

Еще ему моя статья понравилась в «Знании — силе», про экспедиции. Он меня позвал в кабинет и сказал: мол, прочитал, хорошая статья, молодец. Вот такое великодушие и щедрость — качества, которые так редко встречаются во все времена и которыми Владимир Андреевич был наделен в высочайшей степени.

Рита Толстопятова, выпуск 1972 года

Хочу продолжить тему, каким был Владимир Андреевич. Мне довелось довольно много с ним встречаться с 1973 года, когда я стала его аспиранткой, и потом все время, пока я работала на хоздоговоре и мой рабочий стол стоял «в предбаннике». Надо сказать, что и в моей жизни В.А. сыграл очень важную, даже, как сейчас говорят, судьбоносную роль. И я всегда останусь бесконечно благодарна В.А. за его абсолютно бескорыстную помощь и поддержку, которую еще больше ценишь именно сейчас, когда благородство и бескорыстие встретишь не часто.

Была одна вещь, которую я поняла и оценила много позже как особенность речевого поведения В.А. — это то, что он строго соблюдал дистанцию с аспирантами, студентами (всегда «на Вы» и по фамилии, что несколько резало ухо), хотя был и ближний круг, прежде всего кафедральные дамы, к которым он обращался по имени-отчеству: Ариадна Ивановна, Зоя Михайловна и др., хотя были и товарищ Ложкина, товарищ Толстопятова — другое обращение надо было заслужить! Но несколько раз, когда он звонил мне по телефону домой, он называл меня по имени-отчеству, наверное, узнал у кого-то, что само по себе потрясало. Наверное, сейчас многим это покажется мелочью, недостойной упоминания, но в то время это имело значение. На мой взгляд, та дистанция, которую В.А. задавал, существенно облегчала общение.

Я довольно часто бывала у В.А. дома, в его кабинете, дивясь каждый раз на залежи книг, многие из которых были редкими и ценными, но В.А. часто давал с собой книги для работы, которые трудно было достать. Находя в моем лице благодарного слушателя, В.А. часто вспоминал довоенные годы (Ташкент), и военные, и 50-е: запомнилась фраза “…когда я вел рассеянный образ жизни …”

Кто помнит В.А., помнит и его великолепное чувство юмора. А со мной был такой эпизод: узнав, что я подрабатываю на кафедре русского для иностранцев, он рассказал анекдот.

Анекдот от В.А.Звегинцева:

В узбекскую школу приезжает инспектор проверить подготовку по русскому языку, задает детям вопросы, но они не отвечают и, видно по всему, не понимают. Тогда их учитель говорит:

— Вы их не так спрашиваете! Вы спрашиваете: “Дети, у кошки есть хвост?”Надо не так!

 — А как?

— Надо: “Дееети! Кошкам хвостам естам?”         

Дети радостно: “Естам, естам!”                                                                                            

Хотя В.А., как я уже говорила, держал дистанцию, в то же время живо интересовался какими-то бытовыми подробностями: А кто у Вас соседка? А как вы собираетесь ремонт делать, где материалы возьмете, мастеров? и т.п. Или: Вот эта вещь на вас удачная, вам идет!