Ариадна Ивановна Кузнецова
Усачёва Мария Николаевна, к. ф. н., старший научный сотрудник Отдела лингвокультурной экологии Института мировой культуры МГУ им. М. В. Ломоносова:
Обычно отделение теоретической и прикладной лингвистики филфака МГУ, которое я заканчивала, связывают с именем Александра Евгеньевича Кибрика. Сейчас, когда прошло почти двенадцать лет с того момента, как я впервые переступила порог аудитории 953, для меня очевидно, что иначе и быть не может. Но тогда, в первую неделю сентября 2003 года, все виделось мне по-другому. Причем настолько, что, когда одна моя хорошая знакомая, закончившая в свое время русское отделение, спросила меня:
— Ну как первые ощущения? Какие у вас там предметы? — я ответила: — Ой, мне очень нравится, только сложно очень. У нас такая женщина лекции по старославянскому читает! Фамилия — Кузнецова, зовут Ариадна Ивановна. Вот на ее лекциях я ничего вообще не могу понять. Боюсь, отчислят меня на первой сессии из-за нее… — Ну, старославянский, бывает, долго сдают, да. А что еще там у вас читают? — «Введение в специальность» должно быть, только его еще не было. — А его кто читает? — Да не помню точно. Кажется, какой-то Кибрик. Знакомая изумленно уставилась не меня и разразилась громким смехом: — «Какой-то Кибрик», Боже мой!..	Ариадна Ивановна перед очередным семинаром или лекцией; в руках, по-видимому, «набор текстов» для чтения по старославянскому языку
Думаю, что я сегодняшняя, имеющая за плечами восемь лет на ОТиПЛе (пять лет студенчества, три года аспирантуры, из них два года лаборантской работы), отреагировала бы на подобное дремучее невежество еще эмоциональнее. Но для меня семнадцатилетней, попавшей на ОТиПЛ, что называется, «с улицы» (очень хотелось на университетский филфак, и письменная математика в качестве вступительного экзамена представлялась куда привлекательнее устной истории), до своего поступления не слышавшей абсолютно ничего ни о лингвистических олимпиадах, ни о Кибрике, ни о том, чему, собственно говоря, на этой кафедре учат, было абсолютно очевидно, какой предмет в первом семестре самый главный. Конечно же, старославянский язык! А самый главный человек, внушающий восхищение и трепет буквально до дрожи в коленях, — Кузнецова.
(Про дрожь в коленях я нисколько не преувеличиваю: на первом коллоквиуме у меня зубы стучали так, что Ариадна Ивановна даже отвлеклась от старославянского текста, внимательно посмотрела на меня своими сияющими голубыми глазами и задумчиво произнесла: «Отвечаете вроде правильно… Что же вы меня так боитесь-то?»)
Ариадна Ивановна была одной из главных тем обсуждения среди моих однокурсниц: ее изысканные бусы (почти каждый раз новые) и сочетание туфель на каблуках со стремительной походкой вызывали искреннее восхищение наших весьма симпатичных и в большинстве своем ухоженных девушек. А ведь ей к этому моменту было уже за 70!.. Я не знаю других преподавателей, которые в столь почтенном возрасте служили бы примером того, как надо относиться к своей внешности, для чрезвычайно требовательных и критично настроенных молоденьких студенток.
К концу первого семестра я была окончательно уверена, что первую сессию я не сдам. И, конечно, прежде всего из-за старослава. Несмотря на то, что коллоквиумы я сдала без пересдач, экзамена я страшно боялась: самой Ариадне Ивановне я отвечала только половину первого коллоквиума, остальное у меня принимали аспиранты. На ее лекциях я очень быстро теряла нить рассуждений. (Самое интересное, что я их все-таки поняла! Но гораздо позже: уже будучи на четвертом курсе. Накопив определенный багаж знаний, я в какой-то момент внезапно поняла, что все отвлечения от темы лекции на самом деле были не отвлечениями, а своеобразной попыткой связать воедино разнородные факты из области лингвистики. Возможно, Ариадна Ивановна, человек широчайшей эрудиции, уже на первом курсе пыталась создать у нас целостное представление не только о старославянском, но и о теоретической лингвистике в целом. И такое представление в итоге сложилось — по крайней мере, у меня — и здорово помогло в дальнейшем.)
Конечно, старославянский я в итоге сдала. С первого раза. На «отлично». Чем гордилась так же, как честно заработанной «четверкой» в дипломе по никак не дававшемуся мне французскому.
А потом была середина второго семестра первого курса. И я, совершенно неожиданно для себя и для всех, попала в ту экспедицию, которой руководила Ариадна Ивановна. Причем в число тех, кого туда позвала она сама, я не вошла. Мне просто фантастически, безумно повезло. Одна из моих однокурсниц в разгар весны вдруг решила, что не хочет проходить летнюю практику в приемной комиссии, и, буквально схватив в охапку меня и еще одну девочку с нашего курса, потащила нас к Елене Юрьевне Калининой напрашиваться в экспедицию. Не найдя формального предлога для отказа (мы все были на тот момент круглые отличницы, а однокурсница-инициатор была весьма напориста), Елена Юрьевна включила нас в состав. Так я оказалась в экспедиции к бесермянам. Помню, как я стояла в поезде в тамбуре и смотрела, смотрела на цветущие луга, проносившиеся за окном… И тут рядом неожиданно возникла Ариадна Ивановна, и мы с ней стали совершенно запросто обсуждать флору средней России. А потом она никому не доверила взять свой рюкзак и легко и быстро шла с ним к автобусу сама, как делала всегда…
Мария Усачёва (Строева) и Ариадна Ивановна в с. Шамардан, 2005 г.	В той экспедиции мое ощущение от Ариадны Ивановны сменилось с ужаса на искреннее восхищение. Меня поражало, как быстро она находит общий язык с информантами, как запросто, проходя по коридору, садится играть в солдатики с Сашей, маленьким сыном Светланы Юрьевны Толдовой (будучи профессором, доктором наук и очень заслуженным человеком). А легендарная скорость ее ходьбы!.. Она совершенно запросто ходила к информантам в соседнюю деревню за 10 километров и обратно, и практически никто из нас, молодых и полных сил людей и девушек, не мог ее догнать. (Позже она рассказывала, что и в университет из дома, с улицы Кржижановского, частенько ходит пешком, чтобы не ждать трамвая, и на лыжах зимой десятки километров проезжает… Потрясающая физическая выносливость — проекция небывалой душевной силы.)
Начиная с первой моей экспедиции, Ариадна Ивановна стала творить маленькие чудеса в моей жизни — просто и легко, как она делала это для многих и многих студентов, каждый год приходивших на ОТиПЛ. Первым чудом был селькупский спецкурс. Восхищавшаяся Зализняком, я честно пыталась ходить к нему на санскрит и даже сделала первые три домашних задания. Но не смогла, не осилила. Через пару лет попыталась с другим его спецкурсом — тот же результат. А вот с селькупским у Ариадны Ивановны у меня сложилось, хотя метод преподавания был похожий: немного социолингвистических сведений, расскажем основные моменты грамматики (остальное дома сами прочитаете) и скорее к текстам. Не знаю, в чем причина: то ли агглютинативные уральские языки мне ближе, чем флективные индоевропейские, то ли деванагари меня подкосила, то ли перевернувшие мое мировоззрение сюжеты селькупских сказок заставили полюбить язык, на котором они излагались… Но факт остается фактом: уже через пару месяцев занятий я весьма прилично переводила (и глоссировала, хотя Ариадна Ивановна к глоссированию относилась с мудрой настороженностью) селькупские тексты. Моя курсовая четвертого курса — первой, которую надо было защищать перед коллективом преподавателей кафедры, — была посвящена селькупским глаголам. Так я попала под научное руководство Ариадны Ивановны и впервые переступила порог ее квартиры, в которой и до меня, и после меня перебывало столько студентов и аспирантов. Несколько месяцев я ездила к ней домой, изучала селькупский архив Варковицкой (каким потрясающим человеком нужно быть, чтобы доверить студентке столь ценные материалы!). Ариадна Ивановна разрешала просиживать у себя целыми днями и поила меня чаем. Она всегда щедро делилась всем, что у нее было, — приглашала к себе домой, приносила научную литературу… Советовала мне, на каких конференциях выступать с докладами, написала письмо организаторам международного финно-угорского конгресса, чтобы они приняли мои тезисы…
А потом Светлана Юрьевна Толдова напомнила мне, что в мордовской экспедиции у меня неплохо получалось с падежами. И я загорелась идеей писать диплом по уральским пространственным падежам. Пришла к Ариадне Ивановне с готовой темой. И все то время, что я писала диплом, а потом кандидатскую диссертацию под ее руководством, она спокойно наблюдала за моей работой. Несмотря на то, что работа эта все дальше и дальше уходила от ее непосредственных интересов, оказавшись, наконец, где-то в области на границе полевой и экспериментальной лингвистики, она честно читала и правила мои тексты и дала очень хороший отзыв для диссертации. На своем опыте и на опыте однокурсников я прекрасно знаю, что далеко не все ученые столь благожелательны к своим ученикам, которых заносит настолько далеко от близкой им сферы деятельности. Если вдруг мне когда-нибудь выпадет счастье взять под научное руководство студентов, Ариадна Ивановна будет для меня примером идеального научного руководителя.		Защита Н. Л. Шибасовой. Слово научного руководителя
Потом были еще совместные экспедиции, работа над словарем мужевского говора ижемского диалекта и отчасти над первой версией бесермянско-русского словаря… Чем больше я общалась с Ариадной Ивановной, тем больше понимала, что она обладает четырьмя уникальными чувствами: чувством языка, чувством собственного достоинства, чувством юмора и чувством стиля. Поразительно, что при этом ей было совершенно чуждо ханжество. Мои однокурсники до сих пор вспоминают, как она как-то на спецкурсе, объясняя, что такое «скрытая рифма», просила их придумывать все новые и новые концовки рекламного слогана «“Евросеть”, “Евросеть” — цены просто…» В общем, если к заслуженному профессору применимо расхожее выражение «в ней был класс», то это про нее.
Последнее мое долгое общение с Ариадной Ивановной произошло через пару месяцев после того, как она потеряла дочь. Мы вместе с Машей Брыкиной приехали навестить ее — обе мамы маленьких детей, я на последних месяцах беременности третьим ребенком, — и очень боялись расстроить ее, обострить горечь утраты. Но Ариадна Ивановна преподала мне последний и важный урок. Урок мужества, которое тоже было ее неотъемлемой чертой. Она расспрашивала нас о наших детях, с юмором рассказывала о своей дочери, о смешных случаях из ее детства, о ее нянях…
Я не могу отнести себя к числу ближайших учениц Ариадны Ивановны. Таких, как я, у нее было очень много. Тем поразительнее, насколько сильно она повлияла и на меня, и на всех студентов и аспирантов, которые с ней сталкивались. Это отмечают все, с кем мы вместе учились на ОТиПЛе.
Летом я снова поеду в Шамардан — в ту самую деревню в Удмуртии, в которую я впервые попала вместе с Ариадной Ивановной одиннадцать лет назад. Случилось так, что большая часть моей профессиональной деятельности оказалась тесно связана с этой деревней. Я не знаю, какие подобрать слова, чтобы рассказать информантам о том, что случилось этой весной. Ведь первый вопрос, который они задавали нам на протяжении всех этих лет, что мы туда ездим, — «Как дела у Ариадны Ивановны?». Как и для всех студентов и выпускников ОТиПЛа, как и для всех, кому доводилось с ней общаться, она стала для наших бесермян символом стойкости, вечности, незыблемости и мужества…