Ариадна Ивановна Кузнецова

Тапани Салминен, доктор наук, доцент финно-угроведения и этнолингвистики, Хельсинкский университет, Финляндия:

Ариадна Ивановна была моим третьим начальником. Коротко упомяну о первых двух, поскольку они были не совсем незначительные люди. Микко Корхонен был ведущим саамоведом, известным также своей деятельностью в рамках типологии и сравнительно-исторической лингвистики, особенно в области морфологии. После его неожиданной гибели в августе 1991 года его место занял Сеппо Сухонен, специалист по прибалтийско-финским языкам, и среди них в первую очередь по тем, которые до тех пор были изучены слабее других, занимавшийся в том числе их языковыми контактами. Независимо от всех достижений этих крупных ученых, которых также уже нет в живых, самой впечатляющей личностью в моей академической жизни стала Ариадна Ивановна Кузнецова. Ее труды не только по самодийским, но и по русскому и многим другим языкам широко известны, так что я считаю себя вправе говорить о них только с личной точки зрения. И словарь морфем русского языка, и серия селькупских изданий являются для меня, естественно, ценными справочниками, которыми я часто пользуюсь в практических целях. Но оказывается, что они играют еще более важную роль как образцы совершенства и для меня, и для любого языковеда. Тут надо, конечно, сразу упомянуть и другие ее занятия, в том числе невероятное количество полевых экспедиций и беспримерно интенсивная и продуктивная деятельность в качестве научного руководителя и университетского преподавателя. Об этом многие знают и пишут, так что попытаюсь представить пару личных воспоминаний.

Я был лектором финского языка в МГУ в 1994 году, то есть один календарный год. Работа эта была весьма интересная, но, честно говоря, не требовала очень много сил. Причиной тому было то, что студенты были не только талантливые, но и трудолюбивые, и работать с ними было легко. Очевидно, одним из решающих факторов в данной ситуации было глубокое уважение студентов к заведующей кафедрой Ариадне Ивановне и доверие к ее опыту. И сам могу сказать, что, какие бы я ни встречал проблемы на работе, Ариадна Ивановна как можно активнее старалась решать их. Не ее вина была в том, что период моей работы в МГУ не стал продолжительнее. Напротив, наше сотрудничество было настолько плодотворным, что, если бы внешние условия были другими, я бы не так скоро покинул кафедру. Но тот один год был мне особо значим, потому что под руководством Ариадны Ивановны я мог, кроме преподавания финского языка, направлять усилия на изучение самодийских языков вместе с ней, а также с другими знаменитыми специалистами в этой области, работавшими тогда в Москве, в первую очередь с Евгением Арнольдовичем Хелимским, Ольгой Анатольевной Казакевич и Еленой Тимофеевной Пушкаревой.

Особо приятно было как будто стать преподавателем самой Ариадны Ивановны: осенью 1994 года, по ее заказу, я подготовил лекции по саамским языкам с целью ознакомить студентов с этой группой уральских языков, по которой в МГУ нет специалистов. Правда, я сам далеко не настоящий саамовед, но учился на кафедре, где преподавание саамских языков велось на высоком уровне, и с помощью материалов, которые я привез с собой, состоялся курс, в котором участвовала и Ариадна Ивановна. Как и следовало ожидать, благодаря ее участию, а также содействию Ольги Анатольевны и одаренных студентов, курс стал интересным и ярким научным семинаром. Впрочем, Ариадна Ивановна, с ее жаждой знания, никогда не обращала внимания на возраст или должность и всегда хотела освободиться от догматичных представлений. Но у нее, конечно, уже был необыкновенно высокий уровень знаний и опыта, и я много раз получал импровизированные мини-доклады на самые разные лингвистические темы, например, об особенностях старомосковского говора русского языка, или о возможных интерпретациях падежных систем, или о взаимодействии архивных и полевых исследований. Конечно, в общении вне профессиональных тем она казалась таким же наблюдательным и мудрым человеком, и, судя по ее воспоминаниям, она в течение долгих тяжелых лет последовательно противилась вредным идеологиям, проявлялись ли они в форме национализма, милитаризма или любого другого вида тоталитаризма, представлялись ли они как ксенофобия, демагогия или были названы ленинизмом, патриотизмом или чем-то еще. А даже если темы наших разговоров иногда были непростыми, обмен идеями всегда был продуктивным и благотворным.

Потом Ариадна Ивановна несколько раз отправлялась в командировку в Хельсинки, и для меня было большой радостью и честью принимать ее тогда у себя. Встречались мы и на конференциях в других странах, и в конце своего рассказа хочу кратко описать один маленький инцидент. В 1999 году мы были на симпозиуме, организованном Евгением Арнольдовичем Хелимским в Гамбурге, и решили мы — Ариадна Ивановна и я вместе с двумя близкими коллегами, Юхой Янхуненом и Ириной Алексеевной Николаевой, — посетить вечером сомнительный квартал. Однако в районе Санкт-Паули нам не полностью удалось изучить местные условия вместе, потому что Ариадна Ивановна хотела все быстро увидеть и начала идти по Репербану очень большими шагами. Юха, с его длинными ногами, еще мог сопровождать Ариадну Ивановну, а бедные Ирина Алексеевна и я неизбежно отстали от них. В конце концов, вечер оказался весьма интересным, как и все мои приключения с Ариадной Ивановной, и я помню ее именно такой, какой она была тогда и вообще всегда, — бодрой и энергичной, целеустремленной и жизнерадостной, достойной глубокого уважения и глубокого восхищения.

Тапани Салминен