Ариадна Ивановна Кузнецова

Сайтанова (Ищенко) Наталья Ильинична, выпускник 1970 г.:

Ариадна Ивановна впечатлила меня (думаю и всех нас) при первом же знакомстве. В далеком 1965 году мы, первокурсники тогдашнего ОСИПЛа (отделения Структурной и Прикладной Лингвистики) пришли на занятия по русскому языку. Мы уже знали, что вести разные их разделы будут два однофамильца: Петр Саввич Кузнецов и Ариадна Ивановна Кузнецова. Мы заранее побаивались маститого профессора и надеялись, что его молодая симпатичная коллега будет снисходительней к молодым невеждам.

Но вышло все наоборот. Петр Саввич оказался гораздо более демократичным и доступным в общении. Его объяснения были достаточно простыми и понятными, кроме того, имелись и его учебники. И на экзаменах он всегда был очень доброжелательно настроен и даже помогал тем, кто путался.

А вот на первом же занятии Ариадны Ивановны я (как потом оказалось и другие) просто не понимала, о чем идет речь. Казалось бы, она говорит по-русски и о русском языке, но смысл сказанного ускользает. Минут через пятнадцать после начала лекции я поняла, что впала в слабоумие и окончательно ничего не могу понять в поведении каких-то загадочных явлений, в частности, морфем. (В школьном курсе того времени по русскому языку было гораздо меньше теории, чем сейчас, а я еще и пришла в МГУ не сразу после школы, к тому же, математической.) Некоторое время я сидела молча, мрачно думая, какие все умные, наверное, все понимают и молчат. В конце концов, я подняла руку и спросила: “Скажите пожалуйста, что такое морфема, о которой вы говорите?” И вдруг почти все закричали: “Да! Что такое морфема?” Я обрадовалась, что не одна такая тупая, а Ариадна Ивановна очень удивилась и спросила: “А разве вы не знаете?” Мы хором ответили: “Нет!” Она стала объяснять, по-прежнему, используя сложноватые для нас понятия. Однако слушать стало легче. Но не сдавать ей экзамены. Это всегда оставалось для нас самым тяжелым испытанием. Она оказалась очень доброй и строгой одновременно и не прощала никаких искажений терминологии, неточности формулировок, и, тем более, незнания.

Даже сейчас не совсем понимаю, как уживалось в нас восхищение и страх одновременно. Она так и осталась немного загадочной для меня. Учебников по нашей специальности, практически, не было. Время от времени Ариадна Ивановна перед лекцией говорила, что по нашей тематике вышла статья на каком-нибудь иностранном языке и предлагала сделать реферат в качестве зачета. Желающие всегда находились: перевести со словарем можно что угодно, а вот сдать с первого раз зачет или экзамен почти невозможно.

У меня сложилось впечатление, что Ариадна Ивановна очень нас переоценивала. Она считала нас почти настолько же эрудированными, как она сама. Ей не верилось, что кто-то может не понимать самых простых вещей. Это незаслуженное уважение помогало мириться с непонятными терминами, трудными экзаменами и прочими проблемами.

Впоследствии этот опыт помог мне учитывать трудности, которые испытывает неискушенный в терминологии ученик, и даже выпустить несколько учебников к школьному курсу русского языка для быстрого понимания и закрепления основных его понятий.

Нам всем очень повезло, что с самого начала нас учили прекрасные преподаватели и энтузиасты нового направления в науке. Но даже среди них Ариадна Ивановна Кузнецова занимает для меня особое место.