Ариадна Ивановна Кузнецова

Рожанский Фёдор Иванович, к. ф. н., старший научный сотрудник Отдела африканских языков Института языкознания РАН:

Ариадна Ивановна была человеком уникальным. Это чувствовалось с первого же взгляда. На вводной лекции по старославянскому языку (где я оказался в числе  прочих студентов-первокурсников) она стала подробно объяснять структуру Библии. Даже для меня, выпускника математической школы с либерально-диссидентской атмосферой, это было поразительно. Что при этом происходило в сознании правильных комсомольских девочек из образцово-показательных школ, я с трудом могу себе представить. Присущие Ариадне Ивановне абсолютная порядочность и незыблемое человеческое достоинство были редкими качествами в то непростое время (на общем фоне «крепчавшего советского маразма» кафедра структурной и прикладной лингвистики была упразднена – всеми верховодило общее языкознание, у некоторых представителей которого наиболее успешным творческим жанром был донос в партком). Даже многие замечательные лингвисты вынуждены были идти на неоднозначные компромиссы. Но не Ариадна Ивановна, которая всю свою жизнь была воплощением человека «старой закалки» – предельно честным и неподкупным.

Насколько я помню, Ариадна Ивановна была тогда единственным преподавателем, удостоившимся у студентов ОСиПЛа персонального прозвища. Это прозвище «Куздра» выражало – да простят меня фоносеманты - и неформальную симпатию студентов, и благоговейный страх перед преподавателем, не склонным делать кому-либо поблажки.  Этимология этого прозвища была прозрачна: Ариадна Ивановна читала курс общей морфологии, и классический пример с «глокой куздрой» удачно лег на первые буквы ее фамилии.

Я не могу вспомнить, чтобы Ариадна Ивановна когда-нибудь повышала голос. Да и в целом, она реже, чем другие, выражала эмоции словами. Ее оружием был взгляд. Взгляд человека, точно знающего границу между достойным и недостойным. Когда она была довольна, ее взгляд искрился теплотой. В тех же случаях, когда что-то шло не так, ее взгляд становился таким, что передать все его оттенки я, пожалуй, не смогу. Это был снисходительный взгляд человека, который все прекрасно понимает, но чувствует себя выше того, чтобы выражать свое недовольство презренными словами.

Уже сильно позже, когда мой путь в лингвистике привел меня к финно-угроведению, я не один раз оказывался с Ариадной Ивановной в экспедициях. Когда она приходила на кухню для очередной трапезы, по ее взгляду можно было с большой точностью определить, что приготовили дежурные. Всякие супы, а еще в большей степени рис, удостаивались именно такого уничижающего взгляда, который как бы говорил: «Ну, если вы можете это есть, то пожалуйста. Но я к этому отношения иметь не хочу». И лишь в одном случае Ариадна Ивановна готова была прибегнуть к словам, как к крайнему средству выражения недовольства нарушенным миропорядком. Это происходило тогда, когда в экспедиции кончались запасы сыра. Такое в сытые 2000-е случалось не часто, но нерадивым дежурным быстро объясняли, что Ариадна Ивановна и сыр – понятия неразделимые. Поэтому лично я самым большим комплиментом со стороны Ариадны Ивановна считаю не положительную оценку каких-либо моих работ, а единственный эпизод, когда Ариадна Ивановна попросила на обеде добавку супа, сваренного нами по моему оригинальному рецепту (суп, заметим, был сырный).

Другой отличительной чертой Ариадны Ивановны была ее потрясающая память. В наши студенческие годы Ариадна Ивановна поражала нас, приводя по памяти длинные цитаты из научной литературы, не забывая при этом сообщить страницу книги, откуда была взята цитата.

На многих Ариадна Ивановна производила впечатление человека, над которым не властно время. Проходили годы, десятилетия, а она была все такой же стройной, с безупречной осанкой и быстрой походкой (я и сам хожу не слишком медленно, но угнаться за Ариадной Ивановной мне всегда было непросто). В экспедициях, когда многие студенты еще только позевывали после завтрака, пытаясь осознать факт наступления рабочего дня, Ариадна Ивановна уже могла оказаться на пути в соседнюю деревню, расположенную километрах в 10-15 от места нашей дислокации. А вечером, когда она возвращалась, в ней невозможно было заметить даже намека на усталость.

В последние годы, несмотря не ее преклонный возраст, язык не поворачивался назвать ее старой – до последних дней своей жизни Ариадна Ивановна ездила в экспедиции, сохраняла полную работоспособность и чистейшее сознание. В моей памяти она так и останется прекрасным человеком, над которым не властно время.

Ф. И. Рожанский