Ариадна Ивановна Кузнецова

Алпатов Владимир Михайлович, д. ф. н., проф., чл.-корр. РАН, директор Института языкознания РАН:

Я впервые познакомился с Ариадной Ивановной Кузнецовой позже, чем со многими другими преподавателями и сотрудниками кафедры: как раз в первые месяцы моей студенческой жизни у нее родилась дочь. Но уже во втором семестре она временами подменяла своего знаменитого однофамильца П. С. Кузнецова (поначалу некоторые студенты считали, что это ее отец) на занятиях по введению в языкознание. Помню, как она нам демонстрировала, как бы выглядела фраза «Охотник убил красивого оленя», если бы русский язык был изолирующим, агглютинативным или инкорпорирующим. Так что знал я ее 51 год.

Но на втором курсе мы оказались во власти Ариадны Ивановны, читавшей два главных в том году лингвистических курса: «Структурные методы изучения языка» и «Современный русский язык». Последний курс формально был двухлетний, и на долю Ариадны Ивановны приходилась лишь грамматика, но на первом курсе лексику и фонологию читал Т. П. Ломтев, русист, как я понял позже, не такой дремучий, каким он казался внешне, но все же не вписывавшийся в отделение. Ариадна Ивановна читала курс без какой-либо связи с курсом Т. П. Ломтева. Надо сказать, что два ее курса мало отличались друг от друга, лишь в начале первого из курсов давался краткий обзор трех, как тогда считалось, главных направлений современной (она же новая) науки: глоссематики (еще жив был Л. Ельмслев), Пражского кружка и дескриптивизма. Как раз в этом учебном году вышла очень содержательная книга Института языкознания «Основные направления структурализма», она нам очень помогла перед экзаменом, и я ее использую до сих пор. Глоссематика нам слишком напоминала Т. П. Ломтева: то же мудрствование над простыми понятиями. Но Ариадна Ивановна явно предпочитала дескриптивистов, которых к тому же было больше всего и они больше всех написали. И далее оба курса в основном сводились к рассказу о тех или иных конкретных дескриптивных работах, иногда о близких к ним по духу работах отечественных лингвистов структурного лагеря. От нее мы, например, узнали о существовании Е. В. Падучевой и о том, что это жена уже известного нам А. А. Зализняка. Но все же наших работ не хватало, и даже на занятиях по русскому языку Ариадна Ивановна много говорила о нутка, навахо и других до того и после того неведомых нам языках. Одна из нас как-то спросила в начале занятия у Ариадны Ивановны: «Сегодня опять будет язык нутка?». Слушать про морфологию этих языков и разные способы ее описания бывало скучновато, но занятия Ариадны Ивановны укрепляли нас в представлении о том, какие возможности имеет новая наука о языке, приближающаяся к полной формализации и алгоритмизации того, чем она занимается. И видно было, как много прочитала Ариадна Ивановна по-английски и по-русски. Экзамен сводился к двум компонентам: пересказу какой-либо из многочисленных работ, входивших в программу (их надо было прочесть в оригинале), и анализу текста на незнакомом языке, где надо было провести дистрибуционный анализ.

На старших курсах Ариадна Ивановна нам не преподавала, но мы часто ее встречали на факультете и на кафедре (тогда они размещались в разных зданиях). К сожалению, мне не пришлось ездить ни с ней, ни с А. Е. Кибриком в экспедиции: туда впервые попали лишь студенты следующего за нами курса. И позже мы с ней постоянно общались. Помню ее защиту докторской диссертации, с начала 90-х мы регулярно встречались на заседаниях кафедры. Она внешне менялась медленно и долго выглядела моложе своих лет. Уже в последние годы я обратил внимание на то, что мои студенты удивлялись, когда я говорил, что учился у Ариадны Ивановны. По-видимому, им по внешнему облику казалось, что я ее старше, хотя мы познакомились, когда я был студентом, а она уже кандидатом наук. Она казалась вечной, но, к сожалению, каждая человеческая жизнь имеет пределы.